Ташкент — один из немногих городов мира, где мозаичные панно стали частью визуального и культурного кода. Сегодня в столице насчитывается около 500 мозаик: от масштабных монументальных панно, украшающих фасады жилых домов и общественных зданий, до камерных композиций во дворах и станциях метро. По числу работ Ташкент может претендовать на мировой рекорд, и сейчас рассматривается возможность подачи заявки в Книгу рекордов Гиннеса.

Большинство мозаичных панно, сохранившихся на улицах Ташкента и других городов страны, появились в период расцвета советского модернизма — в 1960-1980 годы. Они создавались в рамках государственных заказов и градостроительных программ, направленных на формирование новой визуальной среды. Над проектами трудились местные художники и архитекторы и приглашённые мастера из других республик СССР. Это обеспечивало разнообразие стилей, техник и сюжетов, отражающих идеалы времени: прогресс, труд, наука, дружбу народов и забота о человеке.

История ташкентских мозаик неразрывно связана с именами трёх братьев Жарских — Петра (1929–1993), Николая (1931–2014) и Александра (1936–2015). После разрушительного землетрясения 1966 года столица нуждалась в обновлении, и в Узбекскую ССР прибыли лучшие строительные бригады и архитекторы со всего Союза. Среди них оказались и братья Жарские.

Поначалу они устроились в проектный институт «Ташгипрогор», однако в условиях тесноты и избытка специалистов вскоре перешли работать архитекторами на завод железобетонных изделий. Здесь они производили панели для новых жилых кварталов. Именно там Жарские впервые обратили внимание на груды битой кафельной плитки, готовившейся к вывозу на свалку. Для большинства это был мусор, а для старшего из братьев, Петра Васильевича, — новый материал. Так возникла идея превратить безликие бетонные фасады в яркие художественные полотна, наполненные символами эпохи и образами Востока.

Идея оживить городское пространство оказалась близка и понятна самому Ташкенту, и с годами мозаики Жарских и других художников начали появляться повсюду: на торцах жилых домов, в интерьерах общественных зданий, на станциях метро и даже в фонтанах.

Однако в 1990-е и начале 2000-х многие мозаики по разным причинам были утрачены. Здания с панно сносили, к наследию относились равнодушно, объекты не охранялись, не было системной реставрации. Некоторые мозаики закрашивали, прятали под обшивкой.

«Газета» собрала по одной знаковой мозаике в каждом из 12 районов Ташкента. Проводником издания стала Фотима Абдурахманова — руководитель социальной группы «Шагаю.уз», популяризатор архитектуры модернизма, автор публикаций о советской модернистской архитектуре.

В 1969 году на фасаде дома №22 на 5-м квартале Чиланзара появилась первая в истории Ташкента мозаика, официально согласованная с ведомством, курировавшим строительство жилых комплексов. Её автор, Пётр Жарский, построил композицию как вертикальное симметричное полотно, разделённое на несколько ярусов.

Работа выглядит как манифест нового художественного языка: яркого, масштабного и выразительного. Вдохновением для сюжета послужили древние настенные росписи Афрасиаба, Варахши и Пянджикента.

В нижней части изображена лира — символ гармонии и творчества. Над ней расположены четыре сидящие фигуры в длинных одеждах, характерных для доисламской Средней Азии; в руках они держат красную ленту, олицетворяющую братство и единство. Ещё выше изображён зиккурат, над ним — зооморфный орнамет.

По словам Фотимы Абдурахмановой, первая ташкентская мозаика объединила идеологию соцреализма с пластами древнего восточного наследия. Сюжет добавил в городской ландшафт визуальную архаику.

Фотима Абдурахманова добавила, что для проектировщиков «Ташгипрогора» это панно стало настоящим шоком: оно не вписывалось в привычные каноны и резко отличалось от традиционного декоративного языка Узбекистана как по рисунку, так и по цветовой гамме. Красно-коричневые и золотистые тона, крупный масштаб, свобода рисунка, а также богатая фантазия автора поначалу воспринимались с настороженностью.

Однако работу никто не критиковал — возможно, потому, что в строительной спешке того времени вопросы эстетики отходили на второй план. Зато именно эта мозаика открыла новую страницу в облике Ташкента и положила начало целой эпохе — школе монументальной мозаики, задавшей художественный тон городу на десятилетия.

Следом за старшим братом в монументальное искусство пришёл средний — Николай Васильевич Жарский. Его стиль отличался витиеватой орнаментикой, тяготением к крупным композициям и стремлением соединить идеалы советской эпохи с восточной поэтичностью. В отличие от своего брата, сосредоточенного на символике древнего наследия, Николай чаще обращался к темам науки, прогресса и человека будущего.

Во второй половине 1970-х годов эти поиски нашли своё отражение в теме космоса. Символом нового направления стали панно Николая Жарского 1977 года на торцах девятиэтажных домов в Шайхантахурском районе. Здесь впервые в Ташкенте появился образ космоса, в котором научный пафос соединялся с восточной декоративной традицией.

Три дома, стоящие наискосок к главной дороге на массиве Лабзак, образуют ансамбль. Этот триптих — редкий для Ташкента пример того, как типовая архитектура становится площадкой для грандиозных работ художников.

Первое панно выстроено вокруг фигуры космонавта. Он парит в невесомости на фоне медальона, в который тесно вписаны изображения знаков зодиака. Космонавт держит в руках атом — символ научного прогресса. Вокруг сияют звёзды, застыли спутник и космический корабль. В центре композиции раскрывается розетка с цветочным орнаментом. Мягкие растительные мотивы по периметру смягчают холод космоса.

Как отмечает Фотима Абдурахманова, эта мозаика не только об открытии космоса, но и о сохранении душевного начала в человеческой природе.

На втором доме темой композиции становится авиация. В верхней части торца изображены истребитель и два самолёта. Здесь техника и полёт уже не выходят за пределы земной атмосферы, но остаются частью общей мечты о преодолении границ.

Третий дом завершает ансамбль образами дирижабля и воздушного шара.

Эта серия из трёх мозаик работает как единое целое. Вместе они напоминают, что любое достижение начинается с мечты.

Младший из трёх братьев-монументалистов, Александр Васильевич Жарский (1936–2015), пришёл в искусство позднее Петра и Николая, но занял в нём своё особое место. Его стиль отличался эмоциональностью и пластичностью: он умел сочетать монументальность формы с мягкостью и человечностью образов, выстраивал свою художественную линию вокруг человека и природы.

Одним из самых выразительных его произведений стала мозаика «Водная стихия» 1991 года, украшающая торец жилого дома № 51 на массиве Водник-2 Бектемирского района Ташкента. В её центре художник изобразил образ воды — источника жизни — в грациозной женщине, символизирующей силу и нежность.

Её фигура занимает всю высоту девятиэтажного здания. На ней длинное платье цвета морской волны с поясом и фигурной пряжкой. Ткань словно колышется, что придаёт образу движение. Чёрные волосы распущены, на голове — тюбетейка. В одной руке женщина держит молодой саженец. Эти детали связывают её с архетипами матери-Земли.

Женщина ступает по земле, прорезанной оросительными каналами. Они являются отсылкой к советским гидропроектам, без которых немыслима жизнь и сельское хозяйство в засушливом климате Узбекистана. У ног женщины сидит ребёнок, ухаживающий за цветком. Таким образом, сюжет повествует о том, что вода рождает жизнь, обеспечивает будущее и гармонию в мире.

Орнаментальный фон играет не меньшую роль: фигуру обрамляют волнообразные и растительные узоры. Нижняя часть усыпана мотивами арчи и граната — символами долголетия и плодородия. Песочно-золотой фон усиливает бирюзовый цвет, благодаря чему композиция заметна издалека.

Мозаичное панно с изображением украинского писателя и художника Тараса Шевченко украшает фасад школы № 110 в Мирабадском районе Ташкента. Панно из смальты появилось на фасаде учебного заведения в год постройки — в 1969-м.

Здание спроектировал украинский архитектор Иосиф Каракис. Автором панно является Владимир Куткин. Художник создал монументальную работу по мотивам сборника Тараса Шевченко «Кобзарь». Мозаика отражает путь украинского народа от порабощения к свободе.

Центральное место композиции занимает сам поэт с кобзой в руках — украинским лютнеподобным струнным инструментом. Шевченко возвышается над остальными героями панно.

Левая часть панно выполнена в сине-серых тонах и изображает порабощённый и усталый народ, опустивший голову. Один из героев полулежит, обессилев от тяжкого труда. Постепенно надвигается волна протеста: кузнец, передаёт ярко сверкающий меч свободы. Его образ олицетворяет надежду на светлое будущее.

В центре композиции раскрывается сцена восстания: люди поднимают копья, а во главе стоит воинственная женщина — символ народного движения. Эти эпизоды выполнены в оранжево-голубых тонах, подчёркивающих драматизм и энергию борьбы.

Кульминацией панно становится сцена мира: счастливая семейная пара с ребёнком стоит среди пшеничных полей и плодородных деревьев. Под ногами героев журчит вода, а над головами сияют солнце и радуга. Мужчина и женщина одеты в вышиванки, что отражает идентичность украинского народа. Эта часть панно выполнено в тёплых золотисто-красных цветах.

Сегодня мозаика воспринимается как важный памятник, напоминающий о труде многих народов, участвовавших в восстановлении Ташкента после землетрясения.

Мозаика на фасаде спортзала «Динамо» на проспекте Мустакиллик в Мирзо-Улугбекском районе создано примерно в 1963 году. Автор неизвестен.

Подобные работы возникали как часть советской программы: около 5 % бюджета на строительство общественных зданий отводилось на украшение.

Мозаика обращается к чувствам сплоченности и гордости. Композиция состоит из двух планов. Первый оживлён фигурами советских спортсменов олимпийских видов спорта: стрельба из ружья и лука, лёгкая атлетика, фехтование, художественная и спортивная гимнастика.

Прометей с факелом в руках, изображённый на заднем плане, является ключевым образом мозаики. По словам Фотимы Абдурахмановой, он несёт огонь борьбы, мира и дружбы.

За головами лучников изображены голуби — ещё один символ мира. Он также повторяется в олимпийских кольцах, которые держатся на ружье стрелка.

На фасаде детского сада № 222 по адресу 2-й проезд Садыка Азимова, 20 сохранилось мозаичное панно неизвестного автора, созданное примерно в середине 1970-х годов.

В центре композиции изображены трое детей. Девочка стоит с поднятыми вверх руками, словно приветствует мир. По бокам от неё — два мальчика: один сидит, держа в руках геометрические фигуры, другой подносит руки к цветам. Их позы передают живость и любознательность детства.

Фон панно насыщен изображениями растений и животных. Жёлтые, зелёные и бирюзовые тона придают композиции тепло, свет и ощущение праздника.

Такие работы, отмечает Фотима Абдурахманова, ценны не только как украшение фасадов, но и как свидетельство поисков нового художественного языка ташкентской монументалистики 1970-х годов. Здесь нет строгих идеологических символов — перед нами чистый и радостный образ детства, который и сегодня продолжает жить.

На фасаде бывшей обувной фабрики № 1 имени Файзуллы Ходжаева (ныне торгово-развлекательного центра NEXT) в Яккасарайском районе сохранились два мозаичных панно из смальты, созданные в 1986 году художником Владимиром Ивановичем Дрыгиным.

Первое панно «Байрам» («Праздник») притягивает взгляды масштабом и яркостью. В центре композиции изображены три доиры и три карная — узбекские национальные музыкальные инструменты. В плавных изгибах вокруг медальона, в который помещены музыкальные инструменты, могут читаться звуковые волны.

Второе панно «Азия» более камерное и лиричное. В выпуклой окружности в верхней части композиции изображён женский профиль — это портрет жены самого Дрыгина, ставший его личной нотой в этой работе. Круг делит работу на две части: внизу разворачивается растительный орнамент, а верхняя часть уходит в абстракцию и, по словам Фотимы Абдурахмановой, является отсылкой к богатству культурных и художественных традиций Востока.

«Мозаика здесь — не просто декоративный элемент, а застывший момент жизни, в котором слышны голоса, музыка и ритм времени», — сказала Фотима Абдурахманова.

Торцы жилых домов по адресу улица Гулсарой № 28 и 29 на квартале ¼ массива Каркамыш образуют прямой угол. Когда-то их объединял диптих по мотивам поэмы Алишера Навои «Фархад и Ширин».

Работу в 1973 году создал Юрий Дмитриевич Зайцев — художник, который украсил большинство фасадов в районе. Эти мозаики были не только обращением к великому литературному наследию, но и примером того, как архитектура способна обрести поэтическое звучание.

На одном из торцов сохранилось изображение Ширин. Она сидит на ярком ковре с кувшином на плече, из которого струится вода. Простота её одежды подчёркивает естественное обаяние. Завитые кончики длинных чёрных волос придают образу грациозность. Лицо Ширин открытое, с высоким лбом и ясным взглядом. Над её головой расположена сложная геометрическая конструкция, напоминающая удивительный головной убор, составленный из множества мелких деталей.

Правая часть панно украшена геометрическим орнаментом из пересекающихся прямоугольников и квадратов в коричнево-чёрной гамме на тёмно-голубом фоне. Боковые секции декорированы парным мотивом, напоминающим восточную обувь с загнутыми носами.

Рисунок второго торца, посвящённый Фархаду, почти исчез. Так как панно оказалось на солнечной стороне, оно сильно пострадало, и сегодня от него сохранились лишь едва заметные следы.

На архивных фотографиях он предстаёт сильным и мужественным юношей. Его фигура динамична: он склонился над каменной породой, занося кирку, из-под которой вырываются яркие всполохи красного и жёлтого цветов. Мощные мускулы подчеркивают физическую силу и решимость героя. На фоне изображены резкие всплески волн и вспышки света. Вместе они создают ощущение движения в борьбе со стихией. Внизу проходят декоративные завитки. Это вода — отсылка к главному подвигу Фархада, проложившего канал ради своей возлюбленной и народа.

По словам Фатимы Абдурахмановой, сегодня рассматриваются планы по восстановлению утраченного фрагмента мозаики.

На торце дома №3 на 14-м квартале массива Чиланзар в Учтепинскоом районе сохранилась мозаика с необычной историей: у неё есть «сестра-близнец» в Туркменистане. На фасаде застыл музыкант с рубабом и танцовщица с доирой.

Если после землетрясения 1966 года Ташкент восстанавливали строители в том числе из Туркменистана, то в 1969 году народ Узбекской ССР помогал туркменскому Чарджоу (ныне Туркменабад) в ликвидации последствий сильнейшего наводнения. В память об этой солидарности в двух городах появились почти идентичные панно.

Фон ташкентской мозаики выложен тёплой жёлтой крошкой. Седой музыкант с сединой и в тюбетейке сидит с инструментом в руках. Спиной к нему изображена женская фигура в белом платье и красном жилете. По задумке, герои должны были быть обращены друг к другу, однако при монтаже была совершена ошибка.

В туркменской версии, выполненной на голубом фоне, танцовщица обращена к музыканту.

По словам Фотимы Абдурахмановой, есть немало споров о происхождении и национальной принадлежности этих образов. Предполагают, что ташкентское панно выполняли таджикские мастера, однако костюмы и пластика фигур ближе к узбекской и туркменской традиции. Здесь, скорее, воплощён собирательный восточный образ.

На торцах двух домов на 3-м квартале Юнусабада сохранился редкий ансамбль позднесоветских мозаик 1993 года, в котором угадываются отголоски русского авангарда.

На торце первого дома изображён карнаист. За его фигурой разворачивается насыщенный фон: над городом, его мечетями и заводами раскинулось звёздное небо. Композиция выстроена так, что звук карная расходится во все стороны, задавая ритм всей поверхности фасада.

На втором доме также изображён музыкант с карнаем. Однако фон панно более резкий, геометрический. В верхнюю часть помещено солнце, одна половина которого имеет лицо. Слева композицию уравновешивает блок из бирюзово-голубых кубов, отсылающий к узорам в архитектуре традиционных медресе и мечетей.

Фотима Абдурахманова отмечает, что два панно образуют единый ансамбль, посвящённый музыке и празднику. Карнай — инструмент, звучащий на свадьбах, торжествах и народных гуляньях, здесь превращается в метафору о городе: живом, звучащем, находящемся в движении. Сюжет подчеркивает переходное время — конец советской эпохи и начало поиска новых образов для Ташкента.

На фасаде одного из зданий Ташкентского аэропорта сохранилось мозаичное панно из смальты, созданное в 1970 году художником-монументалистом Владимиром Чубом.

Композиция впечатляет своей насыщенностью: на фоне можно увидеть здания, растительные орнаменты, силуэты птиц, а поверх этого узора тянется ряд тёмно-синих арок, которые упорядочивают пространство.

По словам Фотимы Абдурахмановой, для Чуба мозаика была не только декором, но и способом вести рассказ. В отличие от многих коллег, тяготевших к обобщённым символам, он уделял внимание деталям и «малой истории»: лицам, жестам, бытовым сценам.

Во «внутреннем» полотне легко узнаются минареты, купола медресе и мечетей, а также цветущие сады. Фотима Абдурахманова отмечает, что здесь же встречаются сцены повседневной жизни: музыканты с национальными инструментами, путники у караван-сараев, торговцы с кувшинами и тканями. Таким образом, художник собрал в одном изображении различные объекты и образы, ассоциирующиеся с культурой Центральной Азии.

Глубокие синие арки, наложенные поверх фона, играют роль и декоративной решётки, и символического кода. Благодаря этой игре планов зритель ощущает движение: пространство дышит, переходя от ярмарочной суеты к медленному движению каравана, сказала Фотима Абдурахманова.

На торцевой стене жилого дома №16 в квартале Сергели-1, который сегодня входит в состав Янгихаётского района, сохранилась мозаика 1980 года. Она выполнена в характерной для позднесоветского модернизма абстрактной манере: строгие вертикали и симметрия формируют композицию, напоминающую колонны, арки или фигуры людей с поднятыми руками. Эти формы условны и допускают разные трактовки, но в любом случае создают ощущение движения вверх, поддержки и единства.

Янгихаётский район — один из самых молодых в Ташкенте. Он был образован в 2020 году, когда южная часть Сергели была выделена в отдельную административную единицу. Новая территория вобрала в себя жилые массивы конца советского периода, которые строились как современные и просторные кварталы с широкими улицами и типовыми многоэтажными домами. В отличие от старых районов города, Янгихаёт не имеет исторических памятников, но именно поэтому мозаики и другие элементы монументального искусства 1970–1980-х годов становятся здесь особенно ценными — они придают району глубину.